— На Шотландском повороте направо, — сказала Реджи, — и попадем в Уэнслидейл. Где сыр делают.
Он был здесь в среду (в мире до железнодорожной катастрофы; в другой стране). Он купил в Хозе карту, газету и булку с сыром и пряным соусом. Они проедут на волосок от того места, где живет его сын Натан. Можно в гости заглянуть, остановиться у деревенского лужка, припарковаться у дома Джулии. Он вернулся туда, откуда начал. Опять.
На Шотландском повороте он безропотно последовал слегка истеричным директивам Реджи и свернул направо, но что-то сбилось — в «эспасе», в нем самом, не поймешь. Может, заснул с открытыми глазами. Вот что бывает, когда садишься в машину после сотрясения мозга, — не поворачиваешь руль, как надо, потом доворачиваешь, а потом совершенно напрасно лупишь по тормозам, потому что в ухо тебе визжит шотландский голосок, сбивает гироскоп у тебя в мозгу, и ты идешь юзом под визг резины и влетаешь в четырехдверный «смарт», который юлой крутится по всей дороге, а тебя самого бьет армейский джип, едущий из Каттерикского гарнизона. «Эспас» старался как мог, и все равно они развернулись на сто восемьдесят и очутились на обочине, где и остановились, стукнув зубами. Собака грохнулась на пол, когда они (Джексон винил равно себя и машину) потеряли управление, но затем не без апломба восстала.
— Ф-фу, — сказала Реджи, когда они наконец замерли.
— Блядь, — сказал Джексон.
— Глубоко вдохните, сэр, — сказал дорожный полицейский, — а потом выдохните в прибор. — Он протягивал Джексону цифровой алкотестер размером с мобильник.
— Я не пил, — вздохнул Джексон, но, видимо, выглядел он так фигово, что у любого разумного полицейского возникнут подозрения.
К счастью, никто не пострадал. На одну неделю вполне довольно одной мощной катастрофы.
— Это я виновата, — мрачно сказала Реджи. — Я такое притягиваю.
Ошалелым пассажирам «смарта» помогли выбраться — те сидели теперь на обочине. Армейцы выставили аварийную сигнализацию и вызвали полицейских.
— Долдон, — буркнул один армеец Джексону; Джексон был склонен согласиться.
Алкотест получился отрицательный, однако дорожный полицейский счастливее не стал.
— Мистер Декер, сэр? — спросил он, разглядывая права. — Это ваш автомобиль?
— Прокатный.
— А кем вам приходится эта юная леди?
— Я его дочь, — встряла Реджи.
Полицейский оглядел ее с ног до головы, отметил синяки, большую собаку у ног, обильный багаж. Нахмурился:
— Сколько тебе лет?
— Шестнадцать.
Он воздел бровь.
— Чесслово.
Прибыла «скорая» — избыточная, как Вера. Следом, завывая сиреной, прибыла еще одна, такая же лишняя. Все это уже смахивало на серьезное происшествие — ограничительные конусы, перегороженные полосы, «скорые», гомон раций, бог знает сколько полицейских, большой спасательский фургон. Если учесть, что никто не пострадал, даже легко, напряжение и возбуждение, витавшие в воздухе, как-то не соответствовали обстоятельствам. Может, на А1 сегодня затишье.
— Я когда-то был полицейским, — сказал Джексон офицеру с алкотестером.
В последнее время это заявление не встречало благожелательных откликов, но все-таки Джексон не ожидал, что два офицера кинутся на него откуда ни возьмись и распластают по асфальту, не успеет он сказать что-нибудь по сути дела, например: «Осторожнее с рукой, вы мне швы рвете». К счастью, Реджи, несмотря на свою субтильность, обладала неплохими легкими и тотчас запрыгала вверх-вниз, вопрошая: они что, не видят, у него рука на перевязи, он же ранен, — это не понравилось армейцам, которые пожелали выяснить, за каким же рожном он тогда сел за руль, но толпе рядовых Реджи оказалась не по зубам. Как будто джек-рассел-терьер обороняется от стаи доберманов.
Хрустнула полицейская рация, Джексон услышал: «Да, есть у нас тут такой»; интересно, кого это они заловили. Он сидел на асфальте, а Реджи осматривала его руку. По крайней мере, кровь не хлещет на дорогу, как из пробитого бензобака, только пара швов разошлась, хотя Джексона все равно подташнивало, когда он смотрел на рану. Реджи куда-то увел спасатель, и тут полицейский внезапно нацепил наручник Джексону на здоровую руку, в рацию на плече сказал: «Мы везем его в больницу», и так выяснилось, что заловили-то Джексона. Он понятия не имел почему и все же не удивился.
Сидя в приемной травмопункта в Дарлингтоне, зажатый между двоими полицейскими, безмолвными, точно немые плакальщики, Джексон размышлял, отчего с ним обращаются как с преступником. Сел за руль с чужими правами? Похитил и избил малолетку (Мне шестнадцать!)? Где его непреклонная шотландская тень? Он надеялся, что она рассказывает подробности о нем дежурному, а не торчит где-нибудь взаперти. (Собака сидела в полицейской машине и ждала вердикта касательно своего ближайшего будущего.) Реджи, правда, не знала подробностей. У него жена и ребенок (двое детей) и еще имя. Больше, если вдуматься, никому и не нужно знать.
Заявилась еще пара полицейских, и один изложил ему все, что излагают обычно, а потом сообщил занимательную информацию о том, что существует ордер на его, Джексона, арест.
— И вы не скажете мне за что?
— За невыполнение условий, наложенных при выходе из тюремного заключения.
— Видите ли, я, вообще-то, не Эндрю Декер, — сказал Джексон.
— Да, сэр, все так говорят.
Какова бы ни была переделка, в которую они угодили, Реджи, которая скачет и кричит, в одиночку их не выручит. Где он, дружелюбный полицейский, когда его так не хватает? Детектив-инспектор Луиза Монро, к примеру, она бы сейчас очень пригодилась.