Ждать ли добрых вестей? - Страница 58

Обыскав пустоватые шкафчики мисс Макдональд, Реджи нашла полпачки черствых крекеров «Ритц», но потом открыла золотую жилу — мелкооптовый запас карамельных вафель, которые мисс Макдональд припасала Реджи на ужин. Крекерами Реджи поделилась с Сейди, одну вафлю съела сама.

Станет ли инспектор Монро искать доктора Траппер? Что-то сомнительно. Зачем она приезжала к доктору Траппер во вторник? «Да так, всякие разные дела, — сказала инспектор Монро. — Насчет пациента». Врала она неплохо, но Реджи тоже врет будь здоров. Рыбак рыбака видит издалека.

Всякое разное. Ничего особенного. То-се. Перед Реджи люди увиливают только так.

Она решила лечь на диване. Сейди запрыгнула в кресло, повертелась на нем, пока оно ее не устроило, а потом улеглась с глубоким вздохом, словно исторгала из тела весь прошедший день. На диване, где спала Реджи, оставался слабый отпечаток тела Банджо, но это даже утешало. Денек выдался невероятно трудный. Еще какие тяжелые времена.

Где-то в ночи Сейди пришла к Реджи на диван. Видимо, ей тоже требовалось утешение. Реджи обняла собаку, послушала, как мощно бьется сердце в широкой собачьей груди. Пахла собака в основном собакой. Реджи не замечала прежде, но обычно Сейди пахла духами доктора Траппер. Наверное, доктор Траппер все время с ней обнималась. Если бы с доктором Траппер все было в порядке, она бы позвонила, — может, не с Реджи поговорить, но хотя бы с Сейди (Привет, псина, как там моя красавица?).

Где же доктор Траппер-то? Elle revient. А если нет?

Почему так — почему она шагнула из туфель, вышла из собственной жизни? Столько вопросов, а ответов нет. Кто-то должен выследить доктора Траппер. Ха.

Ad lucem

Джексона скрутило чем-то сильно похожим на одиночество. Хоть бы кто-нибудь знал, что он здесь. Джози, например. (В шторм любая жена — подмога.) Нет, не Джози (Ну что ты на сей раз натворил, Джексон?). Может, Джулия. Она посочувствует (Ой, миленький), но от ее сочувствия ему, пожалуй, не полегчает.

— Сколько времени?

— Шесть часов, — сказала сестра Мутно. («Вообще-то, меня зовут Мэриан».)

— Утра?

— Нет.

— Вечера?

— Да.

Надо было проверить — вдруг есть и другое время дня, где тоже бывает шесть часов. Все сикось-накось — что помешает времени пойти вразнос?

— Можно мне телефон?

— Нет. Хоть умрите, будете отдыхать, — сказала медсестра. Ирландка. Ну правильно — его мать так же разговаривала. — Если вы беспокоитесь за жену, мы наверняка завтра с ней свяжемся. После катастроф всегда путаница, вечно так.

— Я знаю. Я когда-то был полицейским, — сказал Джексон.

— Правда? Тогда делайте что говорят и спите себе дальше.

А когда же придет благодарность? «Я чуть не помер, но мне дарован второй шанс» — такого рода. Полагается же так чувствовать, если чуть не помер? Внезапное исчезновение страха, решение каждый день использовать на полную катушку. Новый Джексон выходит из кокона старого и рождается вновь на остаток жизни. Ничего подобного он не ощущал. Все болело, и он устал как собака.

— Вы так и будете стоять и ждать, пока я засну?

— Да, — сказала сестра Мутно. Сестра Мэриан Мутно.

Он проснулся, когда что-то коснулось щеки — бабочкино крыло или поцелуй. Скорее поцелуй, чем бабочкино крыло.

— Привет, незнакомец, — сказал знакомый голос.

— Мутно, — пробубнил он.

Он открыл глаза — а там она. Ну само собой. Накатила сверхъестественная ясность. Он был не с той женщиной. Он ехал не туда. Вот куда надо было. Вот та женщина.

— Эй, ты, — сказал Джексон, — привет. — Десятилетиями он был нем — и вдруг обрел голос. — Я о тебе думал, — сказал он. — Только сам не понимал.

Глаза ее — черные озера изнеможения. Он и забыл, до чего она красивая. Она приложила палец к его губам:

— Тсс. Достаточно «мутно».

Она засмеялась. Он раньше-то видел, как она смеется?

Внезапно все встало по местам.

— Я тебя люблю, — сказал он.

Fiat Lux

Слава богу, когда она вошла, за столом никто не сидел. Лежала записка от Патрика, прислоненная к вазе с букетом тепличных лилий, которых не было утром. Она ненавидит лилии. Их запах специально выведен, чтоб забивать вонь гниющей плоти — вот почему их тащат на похороны охапками. «Сначала ужинаем у „Лацио“, — говорилось в записке. — Приходи, если успеваешь». «Сначала» — а потом что?

Снова есть и пить с Бриджет и Тимом? От одной этой мысли тошнит. Кроме того, она уже поела. Из больницы заехала в «Макавто» и купила «Счастливый обед» для Нидлеров. Дети больше не едят бургеры в кафе — слишком на виду. Они ели перед телевизором и смотрели «Шрек-3» на DVD. Луиза поклевала картошки. Она уже который день не могла есть мясо, ей плохело, едва она представляла, как засовывает мертвую плоть в свою, живую.

— «Счастливый обед», — сказала Элисон, тонкогубо улыбаясь, — и не улыбка вовсе. — Редкое явление.

— А у вас своего дома нет? — спросила Элисон посреди фильма.

— Ну… — сказала Луиза.

Было понятно, что это неверный ответ.

Она вспомнила, что оставила права Декера в больнице. Хотела же забрать. Они смахивали на улику, только непонятно чего.

Еще бы она не забыла права — она все забыла. Она и себя забыла на миг.

Махнула удостоверением и зашла. Полный допуск. Когда уйдет из полиции, это удостоверение придется вырывать у нее силой. И потом она шла по отделению, набитому жертвами катастрофы, пока не отыскала его.

Он не был мертв, хотя на вид как будто весь переломан. Врач-австралиец сказал, что все не так плохо, как кажется на первый взгляд. Луиза погладила его руку, где растекся черный синяк от капельницы. Врач сказал, что он был «в полном отрубе» (очевидно, медицинский термин), но сейчас получше.